Некто Рвинский - Страница 28

Лиргицкий смущённо кашлянул, чем немедленно вызвал новую реплику со стороны Капповиной.

– Сынуля кушать хочет, – укоризненно посмотрела она на меня. – Братец, сгонял бы, принёс чего-нибудь поесть.

Произошедшие события заставили меня забыть о еде, но после слов Ирины Эдуардовны я ощутил неприятную пустоту в желудке. Действительно, не мешало бы подкрепиться.

– Что же вы сразу не сказали? – удивился мужчина.

Платформы здесь не было, поэтому мы осторожно спустились из вагона по лестнице.

– Командир, я сбегаю в магазин, посмотрю, что там, – мужчина оставил меня одного, рядом с почтенного возраста бабушкой, торгующей домашними заготовками на перевёрнутом кверху деревянном ящике.

– А, что это, сынок, за одёжа у тебя, – рассматривала меня в упор старушка через толстые очки. – Чудная какая, у нас так не ходят. Ты кто?

– Человек, бабуля. Человек.

– И всё же чудная у тебя, сынок, одёжа. У меня в таких штанах ещё отец покойный в молодости ходил. Может, у тебя денег нет? Так давай я принесу мужа моего шаровары. Он их почти не носил, так и пролежали в сундуке сорок лет.

– Спасибо, – поблагодарил я словоохотливую старушку.

– Петровна, да он военный, зачем ему шаровары? – сказала сидящая неподалёку женщина.

Старушка привстала, чтобы лучше меня разглядеть.

– Совсем слепая стала, вот, теперь вижу. Сынок, а зачем тебе старую форму дали? Дедушка мой в первую мировую в такой ходил. Али в немилость у начальства попал?

– Я артист. Мы здесь недалеко фильм снимаем, – решил я прояснить ситуацию. Ты мне вон ту баночку продай.

– А бери, конечно. Это у меня икра из грибов. Ты не грибник, сынок? – с опаской спросила старушка.

– Нет, а что?

– Да ну их к лешему. Раньше приезжали с корзинами, да рюкзаками, а нынче с пустыми руками.

Из-за угла станционного здания показался мужчина с белым полиэтиленовым пакетом в руках.

– Ну, вот и наш режиссёр, – пошутил я.

Старушка звонко захихикала, оглядываясь и вытирая края глаз платочком.

– Ну, артист, чего удумал. Режиссёры разве бегают по магазинам, они же главные.

Мужчина стал торопливо пересекать железнодорожные пути и, вдруг, споткнулся и повалился вперёд, вытянув перед собой руки с пакетом. Внутри послышался хруст разбитого стекла. С трудов поднявшись и потирая ушибленное о рельсы колено, он стал замысловато ругаться.

Падение было вполне закономерным, учитывая тапочки на ногах у мужчины. Теперь, он пытался найти их и растерянно озирался по сторонам.

В это время, сбоку подбежали две небольших собаки и, схватив валяющиеся на земле тапочки, с достоинством удалились в кусты.

От такой наглости мужчина остолбенел, а затем, бросился вслед за ними, крича и отчаянно размахивая пакетом. Старушки смеялись от души, старательно вытирая слёзы белыми платочками.

Вскоре, крики затихли, и из кустов с обречённым видом вылез мужчина в разорванных носках.

– Нет счастья в жизни, – огорчённо сказал он, подойдя к нам. – Коньяк разбит, а тапочки украли.

– Сынок, – старушка достала пару плетёных лаптей, – а ты купи у меня обувку, чего босиком ходить.

– А что, неплохо, – мужчина повертел скороходы в руках. – Стильная вещь. Дайте ещё одну пару для жены.

Выкинув рваные носки, он тут же одел обновку.

– Ну вот, другое дело, – мужчина походил вокруг старушки. – Спасибо, мать!

На небе появились первые дождевые тучи. Усилился ветер, гоняя по земле мелкий мусор. Редкие прохожие, как по команде куда-то исчезли, и старушки засобирались домой.

Мужчина посмотрел на меня виновато.

– Извини, командир, самое ценное не уберёг, – открыл он пакет, из которого ощутимо потянуло коньяком. – Один запах остался.

Я заглянул внутрь: сыр, колбаса, хлеб, шпроты, пакет сока, ветчина и огурчики с помидорчиками были в коричневых ароматных пятнах.

– Стёкла битые я уже убрал, – сказал мужчина. – Денег не надо, – торопливо махнул он рукой, видя мои робкие попытки залезть в карман. – Я угощаю.

Тучи уже были почти над головой, когда начал накрапывать мелкий дождик, и мы поспешили укрыться под крышей вагона. Уже у самых дверей я оглянулся назад.

Старушки, раскрыв цветные зонтики, не спеша удалялись по одной из улиц посёлка. Из кустов, около нашего вагона, выскочили две рыжих собаки и быстро побежали вслед за ними, весело помахивая хвостами.

– Ржевский! Когда вы успели напиться? – воскликнула Ирина Эдуардовна, стоило мне только войти с пакетом в купе. – От вас за версту коньяком пахнет.

– Это местный сервис, – начал я выкладывать продукты на стол. – Ароматизация и дезинфекция.

– Надо же, – удивился Лиргицкий. – Никогда бы не подумал.

– Действительно, редкий случай, – сказала Капповина. – Обычно, наоборот, выпивается то, что необходимо для дела. Наверное, у мужиков сердце кровью обливается от такого варварства.

– Неплохо вы расписали наше будущее, – похвалил я Капповину. – Я даже не ожидал.

– Сами напросились, – иронически усмехнулась Ирина Эдуардовна. – Нечего было изображать из себя героя-любовника.

В этот момент, вагон слегка вздрогнул и плавно начал движение, постепенно ускоряясь. За окном быстро пропали немногочисленные дома и начались лесные пейзажи в обрамлении не на шутку разошедшегося дождя. Забрызгав стёкла крупными каплями, он неторопливо стекал вниз тонкими ручейками.

Внутри у меня появилось чувство лёгкости и какой-то прозрачности. Мы не знали, куда мы едем и зачем, и в этом было своё загадочное очарование. Вокруг сплошная неизвестность, а кроме радости я ничего не испытывал. Я внимательно прислушался к себе, надеясь уловить малейшие нотки тревожного дискомфорта, но, так ничего и не обнаружил.