– Чего свистун привязался к дереву, – засмеялся его напарник. – Это же пугало.
– Нечего коней пугать, пускай птиц гоняет. Чего это чучело вообще в зарослях делает?
Утомившись, всадник плюнул напоследок, и вскоре они скрылись из поля зрения.
Я позволил себе, наконец, пошевелиться, разминая конечности лёгкими гимнастическими упражнениями. Прямо передо мной раздвинулись заросли кукурузы, и на свободное пространство вывалился Виктор с выражением искреннего страдания на печальном лице. Обеими руками он старательно растирал спину и плечи, согнувшись при этом, словно его скрутил приступ радикулита.
– Не думал я, что так сложно быть деревянным, – напряжённым голосом произнёс он. – Интересно, а почему вас лошади не почуяли?
– Не знаю, – пожал я плечами.
– Наверно, вы лучше освоили искусство истуканов. Можно сказать, овладели им в совершенстве.
Виктор с трудом разогнулся, держась за поясницу.
– Если бы у всадников было лошадиное чутьё, то они не проехали мимо.
– У животных доминируют чувства, а у людей разум, – спокойно ответил я. – Хотя точных данных по этому поводу нет.
– Поэтому, человек ездит на лошади, а не наоборот, – засмеялся Виктор. – Благодаря разуму мы и оказались в таком положении.
– Это позволяет нам анализировать, сравнивать и делать выводы, – согласно кивнул я. – Вот всадники и сделали заключение на основе сравнительного анализа всех истуканов.
– Понимаю, к чему вы клоните, – усмехнулся Виктор. – Разум не способен постичь суть вещей.
– Не знаю, – пожал я плечами. – Возможно, им просто не хватило информации, полученной путём элементарной внимательности. Да и вряд ли разум способен, вообще, обладать всей полнотой знания.
– Это хорошо, – поморщился Виктор, потирая ноющую спину. – Представляете, что могло быть, если бы разум не ошибался?
Глядя на болезненную гримасу на его лице, трудно было сомневаться в таком выводе.
– Значит, любое утверждение может быть ложным?
– Конечно, – Виктор попробовал улыбнуться, отчего выражение накрашенного лица напомнило мне Джокера, и смачно откусил от початка.
– Но, тогда и все ваши слова могут оказаться, только предположениями?
– Разумеется! – радостно сообщил Виктор. – А вы как думали?
– Никак, – честно признался я.
– Понимаю, – Виктор продолжал сосредоточено грызть кукурузу. – В принципе, здесь и не о чем размышлять – да или нет, или совсем ничего. Вот и всё.
Подобное утверждение погрузило меня в глубокую задумчивость ни о чём – специфическое состояние интенсивной умственной деятельности, при котором ум настолько всеохватен, что любая промелькнувшая мысль легко теряется в его бездонных глубинах.
– Мне понятен ваш ответ, – согласно кивнул Виктор. – Действительно, вместо того, чтобы говорить ни да, ни нет, лучше просто промолчать.
Я задумчиво взглянул на него.
– Мудрый человек понимает, – Виктор, тем временем, энергично принялся за новый початок. – Если скажешь да, может получиться нет, и наоборот. Тогда, лучше наверняка – ни да, ни нет. И наступает полная ясность!
– Ничего, Андрей Георгиевич, – Виктор ободряюще похлопал меня по плечу. – Я тоже был таким же, как вы, пока, в один прекрасный момент, ясность окончательно и бесповоротно не настигла меня.
Бесконечная глубина ума постепенно становилась не такой уж бездонной, и первой оформленной мыслью моего разума стала кукуруза. Это желудок посылал сигналы в мозг, требуя продолжения.
– Наверное, при полной ясности останутся одни инстинкты, – пробормотал я, потянувшись за початком.
– Такое бывает, – тоном опытного наставника сказал Виктор, – когда ум сильно поглощён ясностью и воспринимает, только сигналы организма для удовлетворения элементарных потребностей. Через это многие проходят, а потом, происходит ассимиляция, и ум может вернуться к своей прежней деятельности. Но смотреть на всё, ему, теперь придётся сквозь призму адаптированной ясности.
– И что же я увижу?
– Кукурузу, конечно.
– И всё?!
– А что вы хотели? – Виктор снова расплылся в улыбке Джокера. – Ясность позволяет отделить объект от его сравнительных характеристик и описаний, обычно являющихся продуктом ума. В одних случаях, можно использовать их в жизни, а в других просто отбрасывать, как ненужные, – и он швырнул огрызок в птиц, начинающих снова слетаться на огород.
– Выходит, полная ясность может подкрасться незаметно, – утвердительно сказал я, проследив взглядом траекторию падения бывшего початка.
– Она всегда приходит неожиданно, – философски вздохнул Виктор, – когда её совсем не ждёшь. И от неё ни спрятаться, ни скрыться.
Единственное, что остаётся – это достойно встретить и мужественно прожить с ней всю оставшуюся жизнь.
Некоторое время, я задумчиво созерцал кукурузные заросли, пребывая в спокойном и умиротворённом состоянии.
– Помню, в детстве мы кидались подушками и, вдруг, самая большая из них попала мне по голове, – засмеялся я, представив себе эту картину. – Это было довольно странное ощущение способности более остро и словно слегка отстранённо воспринимать окружающую обстановку.
– Сравнение, конечно, не корректное, – усмехнулся Виктор, – но, что-то общее есть. Впрочем, ясность могла приблизиться, и вы это почувствовали.
Нахмурившись, я сосредоточенно пытался вспомнить то время.
– Жизнь непредсказуема, Андрей Георгиевич. Ясность всегда рядом с нами и может прийти в любой момент, среди самых разных ситуаций и обстоятельств.