– Простите, – невольно вырвалось у меня вслед уходящей фигуре.
Женщина обернулась с лукавой улыбкой и оценивающе оглядела меня с ног до головы, ненадолго задержавшись взглядом на эксклюзивных шнурках.
На лице отразилось лёгкое разочарование, и недовольный голос бодро произнёс.
– Приличные люди на улице не знакомятся, молодой человек. Где вы учились хорошим манерам?
– Э-э, нигде.
– Это заметно, – бросила она, удаляясь. – Вам нужно пойти учиться в академию воспитанных джентльменов.
Виктор стоял рядом, ухмыляясь.
– Наверное, дама из института благородных девиц, Андрей Георгиевич. Вы хотели что-то спросить?
– Нет, ничего.
Виктор понимающе кивнул, провожая даму взглядом.
– Бывает.
Пока я задумчиво созерцал исчезающее вдали платье, рядом раздалось чьё-то глухое покашливание.
– Кхе-кхе, – сгорбившийся старичок с палочкой, шаркая ногами, медленно пытался обойти нас. Глаза были закрыты тёмными стёклами в круглых старинных очках на мясистом носу.
– Что-то я не пойму, молодые люди, вы откуда? – хриплым голосом сказал он, подняв голову.
– Не знаю, – пожал я плечами.
– Тьфу! – зло сплюнул старик. – Ну и молодёжь пошла, ни рыба, ни мясо, только руками разводить могут.
Продолжая недовольно бурчать себе под нос, он захромал дальше по тротуару.
– Любопытное место, – Виктор с интересом рассматривал улицу. – И жители приветливые.
В процессе дальнейшего продвижения мне попалась на глаза знакомая вывеска книжной лавки. Простая металлическая дверь располагалась вверху короткой каменной лестницы с пологими ступеньками. С арочного навеса на краю свисал обрывок, похожий на толстый шнурок, и, проходя мимо, я слегка потянул его вниз. Мне показалось, что этот элемент не имеет никакого отношения к лавке.
Внутри магазинчика раздался мелодичный звон. Дверь немедленно отворилась, и на пороге появился силуэт сухощавой женщины средних лет в больших роговых очках. Она немного разочарованно оглядела нас, поправляя тяжёлую оправу.
– Господа, вы не ошиблись? Бар «На дне» находится через два дома на другой стороне улицы.
Поскольку мы промолчали, она тяжело вздохнула и нехотя махнула рукой.
– Ну, что же, заходите.
– Почему бы и нет, – улыбнулся Виктор. – Спасибо за приглашение.
Женщина скептически хмыкнула, но от дальнейших комментариев пока воздержалась.
В тесном помещении находились высокие стеллажи, на широких полках, которых старинные книги оказались рядом с современными изданиями в глянцевых обложках.
– Вы ищете что-то конкретное? – женщина с сомнением смотрела на нас. – Могу предложить последнее издание обозрения «Изготовление напитков в домашних условиях». Добавлено множество новых оригинальных рецептов, никогда ранее не публиковавшихся и мало известных широкой публике.
Я с трудом удержал тяжёлый томик размером с приличную энциклопедию, которым она щедро наградила меня.
– Спасибо, – осторожно поставил я увесистую книгу на журнальный стол. – А что-нибудь о сознании есть?
– От сознания? – женские брови медленно поползли вверх. – Вам плохо? Может, скорую вызвать? Вот, возьмите валидол, – она суетливо попыталась вложить мне в ладонь упаковку таблеток.
Пришлось убрать руки за спину.
– Мне почитать что-нибудь, – скромно произнёс я, с доверием глядя на неё.
Женщина хмуро разглядывала меня с плохо поддающимся описанию выражением лица, невольно напоминая в этом Ирину Эдуардовну.
Сцепив пальцы рук в замок, она застыла на месте.
– Мне почитать о сознании, – снова повторил я, видя отсутствие реакции.
– Ну да, конечно, – женщина нерешительно показала в дальний угол. – Вся философия там.
Несколько десятков книг занимали крайнюю полку от окна. Наряду с известными именами на обложках, я заметил такие шедевры, как «Специфика гадания на кофейной гуще в пятнадцатом веке» и «Характерные особенности игры в кости на международных турнирах до нашей эры».
Внимание привлекла тонкая брошюра о развитии сознания.
– Забавно, – Виктор неторопливо листал страницы издания, похожего на школьную тетрадь. – Автор настоятельно рекомендует совершенствовать сознание, не имея представления о самом предмете. Андрей Георгиевич, вы знаете, что такое сознание?
Задумавшись, я медленно покачал головой.
– Нет. Слова являются лишь указателями в рамках согласованной концепции языка.
– Конечно, – усмехнулся Виктор, – но по-другому мы и не можем объясняться. Осознание можно определить, как узнавание или получение знания, графическим символом, которого является любая линия. При этом существуют субъектно-объектные отношения в состоянии бодрствования. Продолжая данный символизм, мы замыкаем концы линии и получаем кольцо или просто сознание. Это глубокий сон.
Виктор равнодушно положил брошюру обратно на полку.
– Импульс сознания разворачивается в осознание.
– Сплошной символизм, – согласно киваю я. – Игра слов.
– Разумеется, человек привык воспринимать окружающее посредством символов. Здесь замешаны игры разума, которому необходимо развитие, а вот сознание в этом совершенно не нуждается, – небрежно кивнул он на брошюру.
– Осознание и сознание – это одно целое, однако развивающемуся разуму нужно осознание, поэтому он легко забывает о своих корнях и начинает считать их чем-то отдельным от себя. Происходит разделение и дальнейшее забвение сознания. В бодрствовании разум не интересует глубокий сон.
– Господа! – из-за угла крайнего стеллажа показались роговые очки женщины, внимательно исследовавшие нас с головы до ног. – Очень прошу вас обойтись без цирковых фокусов.